КАЖДЫЙ РЕБЕНОК-ХУДОЖНИК

 

     Уже через  неделю  после начала  занятий  в  "Школе радости"  я  сказал

малышам:  "Принесите  завтра   альбомы  и  карандаши,  будем  рисовать".  На

следующий  день  мы расположились на лужайке школьной  усадьбы.  Я предложил

детям: "Посмотрите вокруг себя. Что вы видите красивое, что вам больше всего

нравится,  то и  рисуйте".  Перед нами был  школьный  сад и опытный участок,

освещенные осенним  солнцем.  Дети защебетали: одному  нравились  красные  и

желтые тыквы, другому - склонившиеся к земле головки подсолнечника, третьему

-  голубятня,  четвертому  -  виноградные  гроздья.  Шура  любовался легкими

пушистыми облаками, плывущими  по кебу. Сереже  нравились гуси на зеркальной

поверхности пруда.  Даньку  захотелось нарисовать  рыбок-он с воодушевлением

рассказывал о  том, как однажды с дядей ходил на рыбалку: ничего не поймали,

но зато увидели, как  "играют" рыбки. - А я хочу рисовать солнышко,- сказала

Тина. Наступила тишина. Дети рисовали с увлечением. Я много читал о методике

уроков рисования,  а  теперь  передо  мной были  живые дети. Я  увидел,  что

детский  рисунок,  процесс рисования - это частица  духовной жизни  ребенка.

Дети  не просто переносят на  бумагу  что-то из  окружающего мира, а живут в

этом мире, входят  в него, как творцы  красоты, наслаждаются  этой красотой.

Вот  Ваня, весь поглощенный своей работой,  рисует  улей,  рядом -дерево, на

котором огромные цветы,  над цветком - пчела, почти  такая же большая, как и

улей. У  мальчика раскраснелись щечки,  в глазах огонек вдохновения, который

приносит   большую  радость   учителю.   Творчество  детей   -  это  глубоко

своеобразная  сфера  их духовной жизни, самовыражение  и самоутверждение,  в

котором ярко раскрывается  индивидуальная самобытность каждого  ребенка. Эту

самобытность  невозможно   охватить   какими-то  правилами  единственными  и

обязательными для всех. Коля не сказал,  что ему понравилось,  и  меня очень

волнует, что же он нарисует. В альбоме мальчика я увидел ветвистое дерево  с

большими  круглыми  плодами,-  значит,  это  яблоня,  дерево  окружено  роем

маленьких  звездочек в  ореоле лучен, высоко  над деревом  -  серп луны. Как

хочется мне прочитать в  этом интересном рисунке сокровенные мысли и чувства

ребенка - ведь я  вижу у него в глазах такой же огонек вдохновения, как в те

минуты, когда  мы  наблюдали мир. - Что же  это за звездочки над яблоней?  -

спрашиваю  у  Коли.  - Это не  звездочки,-  говорит мальчик.- Это серебряные

искорки,   которые   падают  на   сад   с  луны.   Ведь  у  луны  тоже  есть

Кузнецы-великаны, правда? ,;^:.  -  Конечно,  есть,-  отвечаю я,  изумленный

мыслями, которые волновали ребенка в тихие вечерние часы. Значит, он смотрел

на ночное  небо, любовался лунным сиянием,  заметил  этот  трепещущий  ореол

бледного сияния над яблонями. - Но какие  же нити куют эти  Кузнецы-великаны

ночью?  -  в  раздумье говорит мальчик, и мне показалось,  что он не столько

обращается к учителю, сколько к своим воспоминаниям о ночном небе, о бледном

сиянии луны,  о хороводе  звезд. Я боялся потревожить творческое вдохновение

мальчика. Сердце забилось  от  радостного  открытия:  творчество открывает в

детской  душе  те сокровенные уголки, в  которых  дремлют  источники  добрых

чувств.  Помогая  ребенку  чувствовать  красоту  окружающего  мира,  учитель

незаметно  прикасается  к  этим  уголкам. По примеру Ларисы  я стал рисовать

Кузнецов-великанов. Мне казалось, что  я рисую  неплохо. Кузнецы  получились

похожими на настоящих молотобойцев, наковальня  - такая же,  как в колхозной

кузнице.  Забыв,  что я взрослый человек, переживал  радостное чувство:  мои

Кузнецы, конечно, будут лучше,  чем  у  Ларисы. Но на моем  рисунке  детские

взгляды  не  задерживались, зато вокруг Ларисы  образовалась целая толкучка.

"Что же она нарисовала?" - думал я. Посмотрел через головы ребят: как  будто

бы ничего особенного нет в детском рисунке, но  почему все восхищаются, а на

мой не обращают  внимания? Чем больше я всматривался  в рисунок девочки, тем

яснее становилось, что у малышей свое видение мира, свой язык художественных

изобразительных  средств,  под этот язык  не  подделаешься,  сколько  бы  ни

пытался. У  меня Кузнецы-великаны в  обычных  шапках, в фартуках, с длинными

бородами, в  сапогах. А  у нее  -  вокруг  пышных  волос на головах  могучих

Кузнецов пылает ореол из  искр.  И  бороды  -  не просто бороды,  а огненные

вихри.  Громадные молоты почти в два раза больше голов... Для ребенка это не

отступление  от  правды,  а  яркая  правда  -  правда  фантастической  силы,

ловкости,  сказочной  общности  могучего человека и  огненной стихии. Нельзя

подгонять этот чудесный  язык детской фантазии под наш язык,  язык взрослых.

Пусть  дети говорят друг с другом на своем языке. Учителям начальных классов

я советовал: учите детей законам пропорции, перспективы, соразмерности - все

это хорошо, но  в  то  же время дайте простор и  для  детской  фантазии,  не

ломайте детский  язык сказочного видения мира...  Каждому  ребенку  хотелось

рассказать о том, что он нарисовал.

     И в этих рассказах,  как самоцветы, сверкали  яркие  образы, сравнения.

Рисование развивало речь детей. В  поле,  в лес мы теперь почти всегда шли с

альбомами и  карандашами. Старшие школьники  сделали  для  малышей маленькие

альбомы,  которые можно  было  положить в  карман.  Весной, через  несколько

месяцев после того как начала  жить  наша школа, я сделал большой  альбом, в

котором каждый ребенок рисовал по желанию любимый уголок окружающего мира. Я

записывал в  этот  альбом коротенькие рассказы. Это  целая  страница жизни и

духовного развития нашего коллектива.